Армия (IV)

Раздольное

Служба шла достаточно размеренно, как вдруг нашу часть, ракетную бригаду, поднимают по тревоге. Это не было очередным учением. Бригада грузилась на эшелоны, и никто не знал, в каком направлении "проложат шпалы". Предполагали, что нас тайно будут перебрасывать на Кубу. Гадали, через какой порт мы будем грузиться и на каких судах. Только когда эшелон был за Уралом, комбриг получил шифровку, что бригада направляется на новое место дислокации – Дальний Восток, поселок Раздольное.

Немного истории. Осенью 1962 г. из-за размещения советских баллистических ракет средней дальности на Кубе произошло резкое обострение международной обстановки. В ответ на это руководство США направило в Карибское море к кубинским берегам 183 боевых корабля и установило морскую блокаду Кубы. В боевую готовность были приведены американские войска в Европе, 6-й и 7-й американские флоты. Было организовано непрерывное боевое дежурство 20% стратегической авиации США в воздухе. Одновременно в повышенную готовность приводились также советские вооруженные силы на западе. Стратегические ракеты группового базирования развертывались на позициях. Повышалась боевая готовность ВС НАТО и ОВД. Обе стороны готовились к возможному возникновению ядерной войны с нанесением удара всем имеющимся ядерным потенциалом (США – 5000 ядерных боеприпасов, СССР – 300 ядерных боеприпасов). Мир находился на гране войны. Была установлена прямая связь между Москвой и Вашингтоном, чтобы избежать случайного возникновения ядерной войны. Это противостояние получило название "Карибский кризис".

В это же время у нашей страны резко ухудшались отношения с Китаем. 9 августа китайские войска переходят через линию Мак-Магона на границе с Северо-Восточной Индией. В результате к октябрю 1962 года Китай отхватил у Индии около 103,600 кв. км территории, которую Индия считала своей. Советский Союз поддержал Индию в этом споре и поднял вопрос о контрибуции. Таким образом, разгорелся советско-китайский спор, который стал основным событием в китайской внешней политике. В 1963 году Китай аннулировал Айгунский договор с Россией от 1858 года, потребовав от СССР земли назад, и обвинил СССР в измене мировой революции.

Была очень морозная зима. Хорошо, что в этот раз нам были предоставлены нормальные пассажирские вагоны. В сильные морозы (ниже 30 градусов) часовых на платформах меняли каждые 40–60 минут.

На станции "Зима" я видел, как от фонарных столбов при сильном морозе расходится строго вертикально свет – такой световой столб. Это очень необычное и красивое зрелище.

По пути следования эшелона было обнаружено около пяти агентов, которые явно проявляли нездоровый интерес к железнодорожному составу. В основном их замечали фотографирующими эшелон. Одного удалось задержать, остановив состав стоп-краном. Он оказался почти посредине состава, находясь на краю леса, поэтому его легко было окружить, несмотря на снежный покров. Похоже, что это был китаец. Нашли и фотоаппарат, выброшенный им. В Биробиджане его сдали особистам.

Зима 1963 года была очень морозной. Когда мы прибыли в Раздольное и стали разгружать с платформ промерзшую технику, то на некоторых машинах лопались головки двигателей от перепада температуры и недостаточного опыта работы при таких морозах.

На фото слева: Раздольное у подножия сопок, а на другом – въезд в Раздольное с севера. Утром с сопок порхающим ковром в пойму реки спускались огромные бабочки, а вечером они же дружно возвращались назад.

В Раздольном для нас уже была освобождена территория воинской части, которую мы и заняли. Территория была обнесена высоким кирпичным забором и тянулась вдоль дороги около одного километра.

Из-за того что на нас были черные зимние куртки, как у летчиков, нас в Раздольном тут же прозвали Черной дивизией.

Прибыла в небольшой поселок огромная часть, офицеры без жен. Водка и вино в магазинчиках поселка пропали. Магазины еще долго не могло войти в новый ритм потребления жидкой радости. Командование штаба армии (размещалось в Уссурийске) приезжало и настоятельно просило, требовало везти жен. А жены не хотели расставаться с Краснодаром – и потребление жидкости не уменьшалось. Приезжало и командование штаба Округа (г. Хабаровск), и все в один голос: "Везите жен".

Но кроме этого командованию было интересно познакомиться с новой техникой – такой на Востоке еще не было. Знакомство поначалу шло в лоб, то есть через проверки и всякого рода учебные тревоги. Потом, когда они стали кое-что понимать, то попросили прочитать курс ознакомительных лекций для офицеров штаба. Обучать офицеров выпало и на мою долю.

Памятные события

За время службы в Раздольном, последнем месте моей службы, запомнилось несколько событий.

Начну с того, что во время долгого переезда из Краснодара я потерял Расчетную книжку офицера, по которой выдавали денежное довольствие, то есть зарплату. Когда я это обнаружил и заявил, то мне выговор объявили сразу, а книжку восстановили только через полтора месяца. Фактически я два месяца был без зарплаты, и офицеры, чтобы меня поддержать, установили график: когда я у кого обедаю. Когда же я получил книжку и, соответственно, зарплату, то мы все неплохо провели время в ресторане в г. Уссурийске. И не один день. Это длилось около недели, потому что кто-то был на дежурстве, кто-то в карауле, а отблагодарить я хотел всех.

Второе знаменательное событие случилось со мной, когда я возвращался с вечерней поверки. Я проверил, как прошел отбой в казарме нашей технической батареи, и пошел из казармы домой – офицерский домик за частью. С торца забора, огораживающего часть, была калитка. За ней склад ГСМ – войсковая заправочная (ГСМ – горюче-смазочные материалы), а за ней как раз мой домик. Из казармы до дома этим путем идти минуты три. Если же идти через проходную, то надо было дойти полкилометра до проходной, потом столько же назад по шоссе до дома. Поэтому мы всегда ходили короткой дорогой, и часовые, которые стояли на территории транспортного подразделения, знали нас и не препятствовали.

В этот раз мне не повезло. Время было позднее, около 23:00, темно, а на посту транспортного подразделения стоял новобранец из Казахстана. В основных ракетных подразделениях были достаточно образованные и подготовленные солдаты. У меня в расчете, например, из пятерых двое были после техникума. Транспортное подразделение относилось к вспомогательным, и там подбор личного состава был упрощенный. Этот часовой и по-русски плохо говорил, но все понимал.

Итак, я иду к калитке, покуривая сигарету, как слышу вместо положенного: "Стой! Кто идет?", окрик часового с сильным акцентом: "Чего куришь!".

В слабом свете фонарей мы видели друг друга. Я остановился. Между нами было около 20 метров. Понимая, что часовой – новичок, и зная, что на территории курить нельзя, я погасил сигарету.

– Куда идешь? – не столько спрашивая, сколько преграждая мое дальнейшее продвижение, произнес он.

– Домой с вечерней поверки. Мы всегда здесь ходим, – ответил я.

– Сюда нельзя.

– Нельзя, так нельзя, – сказал я, развернулся и пошел в обратную сторону. Сделав шагов пять-шесть, слышу за спиной быстрые шаги. Я остановился.

– Чего стоишь? – спросил часовой.

– Жду, чего ты скажешь, – несколько встревожившись необычным поведением часового, ответил я.

– Чего скажу? – после этого он передернул затвор автомата. Я тут же, скорее, машинально, чем осмысленно, повернулся к нему боком.

Раздался выстрел, потом второй, третий. Всего он выпустил 13 патронов. Я не слышал свиста пуль, так как было все слишком близко.

Прибежали из караулки, сняли часового и попросили меня написать объяснительную. Когда я услышал рассказ часового, что он первый патрон в воздух, а все остальные в меня, страх дошел до сознания, и меня стало немного трясти. Снова по всем статьям выговор, но с тех пор нам официально разрешили проходить через эту калитку с предъявлением пропуска.

Все это происходило на фоне бесконечных комиссий, проверок и инспекций. Но однажды нас подняли ночью по тревоге достаточно серьезно. Оказалось, прибыла комиссия из Москвы во главе с маршалом Крыловым.

Днем на развернутой позиции, когда шла проверка ракеты в комплексном режиме, ко мне в машину оператора поднялся маршал Крылов.

Я работал, как и положено. Мои ребята тоже молодцы – ни суеты, ни подобострастных улыбок, просто боевая работа. Когда учения закончились и мы прибыли в часть, ко мне подбежал друг комбата, капитан Строев. Он дотошно расспрашивал меня о маршале и его реакции. Я ничего, кроме как: "Мне кажется, все нормально было", ему ответить не мог. Оказывается, маршал затребовал мое личное дело, а капитан Строев на тот момент, видимо, не записал КапЯрские дела, вот и суетился. Но это еще не конец истории. Конец этой истории будет через три года. А пока, по результатам учений, я единственный из части был награжден именными часами маршала. Символично, что часы назывались "Дружба", а мы находились на границе не очень дружелюбного к нам в то время Китая.

Последняя история, которая завершила мою службу в армии, началась внезапно, но длилась почти полгода. Вдруг начались приступы: левый бок становился каменным, дикая боль, тошнота. Схватка длилась час или два, потом отпускала минут на 15 и все снова. Первый день я терпел, на второй было уже очень тяжело, на третий я готов был застрелиться. Когда меня офицеры принесли в нашу санчасть и попросили помочь – дать обезболивающее, то было отказано, чтобы не пропали симптомы болезни. Так я мучился неделю, пока меня не направили в Уссурийский военный госпиталь. Причем добирался я туда своим ходом, на автобусе. Пока ехал, приступов сильных не было, так себе, позывы. В Уссурийске меня сразу определили во 2-е хирургическое отделение. Мне дали таблетки бесалол, и приступы уменьшились. Теперь они длились минут 15, а перерыв был более часа. Это же совсем другое дело: можно жить.

Операцию на почках или селезенке мне отложили и начали обследовать. Перевели в отделение урологии. Расковыряли мне все что могли, но ничего не нашли ни в правой почке, ни в левой, нигде. Только я после их обследований, а может, сам по себе, резко пожелтел. Это я уже три месяца в госпитале. Меня перевели в инфекционное отделение, где желтуха, гепатит...

Взяли уточняющие анализы и сказали, что у меня нет никакой инфекции, но решили оставить в отделении. Начальником отделения был подполковник медицинской службы, человек очень знающий и врач по призванию. Он взялся за меня и начал исследовать кровь, как только у меня сошла желтизна, а она достаточно быстро сошла. Я первый раз в жизни столкнулся с таким анализом, когда в каждую из 20 пробирок надо капнуть крови.

Определили у меня гемолитическую анемию с умеренным нарушением кроветворного процесса. Начали колоть мне В12. Подполковник поговорил со мной, и когда понял, что за армию я не держусь, подготовил документы на комиссию о признании меня негодным к службе в армии. Сказал, что мне нельзя перегружаться, жирного, шоколада, какао и много-много другого... В Уссурийском госпитале я провел без малого 4 месяца. В конце апреля меня выписали, и я вернулся в часть.

Все готовились ко Дню победы: 9 мая будет 20 лет! Подполковник Мацук, зам. командира бригады по строевой подготовке, подошел ко мне и пригласил посидеть перекурить. Для него это было нехарактерно.

– Зря комиссуешься, – начал он разговор.

– Да не от моего желания это зависит, – отвечал я, слегка польщенный вниманием с его стороны.

– Тут из штаба армии разнарядка пришла на награждения ко Дню победы. Мы им подготовили список. На орден Красной Звезды было несколько предложений, они оставили только тебя. А когда из госпиталя пришли бумаги, то тебя вычеркнули, поскольку воспитательного значения не имеет, – он не сводил с меня глаз, как будто предвкушая какое-то зрелище.

– Ничего себе, – только и смог я воскликнуть. С одной стороны, приятно, что могли наградить, а с другой, обидно, что не захотели.

– А с такой наградой служба пошла бы у тебя совсем по-другому, – завершил перекур подполковник Мацук.

Думаю, это был не пустой разговор, а разведка. Документы из госпиталя должны еще рассматриваться комиссией окружного военного госпиталя в Хабаровске и только потом решение будет окончательным.

Отпраздновав 9 мая, я отбыл в Хабаровск, где еще полтора месяца меня обследовали и кололи витамин В12. Лежал я в генеральской палате, и это больше походило на санаторий, чем на госпиталь. Отношение ко мне было очень теплым. Комиссия подтвердила диагноз, и мои документы ушли в штаб округа.

Теперь начинается последняя армейская история.

Вопрос о моем увольнении в запас решен. Но военные чиновники из штаба армии решили, что я могу жить в любом городе страны, кроме Москвы и Ленинграда. Полный абсурд: я жил до армии в Москве, мама в Москве, а мне туда нельзя? Я не кляузник по натуре, но тут меня задело! Я написал письмо заместителю министра обороны СССР генерал-полковнику Епишеву, в котором изложил проблему. На удивление ответ пришел быстро.

Меня вызвали в Хабаровск, в штаб армии, для окончательного оформления. Везде меня встречали не очень дружелюбные взгляды, а в спину слышал: "Жалобщик". Но тем не менее мне выдали все документы с разрешением московской прописки, и я уехал в часть.

Передав все свои дела новому офицеру, погуляв на славу вечером, утром меня провожали в Артем (аэропорт под Владивостоком) все, кто мог поехать. И только когда самолет оторвался от земли, я почувствовал какую-то свободу, как будто скинул тяжелый рюкзак. Что там впереди?