Школьник

Первые четыре года я учился очень гладко и хорошо. В памяти ничего особенного не осталось, кроме первой учительницы Евдокии Максимовны. В классе у нас были одни мальчики, поскольку до 1956 года обучение в школе было раздельным для девочек и мальчиков. Наша школа, естественно, была мальчуковая. Все первые четыре года у нас была всего одна учительница, и она была для нас всем. Мы ее очень любили.

По окончании четвертого класса мы сдавали экзамены. Это было для нас в новинку, и мы, конечно, очень волновались. Маме, как раз когда мне сдавать экзамены, дали путевку на юг. Это, наверное, единственный случай на моей памяти, когда мама уехала по путевке. И это была первая разлука! После экзаменов я пишу маме письмо:

		29 мая 1952 г. Здравствуй, дорогая мамочка! Я сдал все экзамены на 5.
	20 мая	Русский письменный (диктант)	5
	23 мая	Русский устный	5
	26 мая	Арифметика письменная (контрольная работа)	5
	28 мая	Арифметика устная	5
		Учебники я сдал. Мама, папа купил торт за отличные экзамены. Торт очень вкусный. Напиши, какого числа приедешь. Мамуля, мы шлем тебе это письмо авиапочтой.

Помню, у нас в классе был Эдик Малоян. Это единственный мальчик во всей школе, которого провожали и встречали родители. Ну, может был еще кто (один или два на всю школу), но Эдик был единственный в нашем классе. Он был всегда ухожен. Надо сказать, у него была хорошая память, и занимался он достаточно успешно. После четвертого класса его семья переехала на Серпуховку и его перевели в другую школу.

Как изменилась жизнь и сколько сейчас родителей можно увидеть возле школ.

В пятом классе картина практически сразу изменилась. У нас по каждому предмету была своя учительница. Мы имели возможность не только сравнивать их между собой, но и со своей первой учительницей. Плюс ко всему, каким-то образом перемешали классы и началось... У каждого энергии хоть убавляй, а у меня так особенно. Я был очень моторным, ну просто непоседой. Рогатки, дымовые завесы, лазанье в окна на 4-м этаже и под партами – с последней до самой учительницы. В общем, все, на что ты мог быть способен, ты должен был продемонстрировать в классе. Ну а где же еще?! Во дворе ребят меньше, да и разбавлены девчонками.

Рубцы на теле заживали, но остались со мной на всю жизнь.

К сожалению, это я понимаю только теперь, я не помню свои самые счастливые годы детства или помню очень смутно. Дело в том, что я родился очень ласковым и веселым – все так говорят. Я таким и был, пока мы не стали жить отдельной семьей. Вот тут на мою задницу все счастье и снизошло… А мне было уже около 6 лет. Лупили меня по очереди то мать, то отец. Правда, надо отдать должное, вместе они меня не лупили. Редко проходило три дня подряд, чтоб мне не досталось ремнем. А подзатыльников и ударов по губам вообще не счесть. Кое-что, конечно, пошло на пользу. Я, например, даже сейчас ем тише всех: не причмокиваю, не прихлебываю, не чавкаю и ложкой не скребу. Но скольких подзатыльников и нервов это стоило, хотя можно было научить этому и по-другому, ведь у кого-то получается по-другому?

Когда я знал, что меня будут пороть, я надевал несколько подштанников и рубашки поплотнее. Порка армейским ремнем не очень болезненна, хотя я кричал, чтобы не лишать родителей радости. А вот порка поводком для собаки… Это поводок, сплетенный из черной кожи, из двух частей, приблизительно по 60 см. в длину и диаметром не более 8 мм, которые соединялись золотистыми карабинами. Когда отец складывал этот поводок пополам, то карабины оказывались на его конце, а это двойная боль – розги с довесом…

Иногда мне удавалось вырваться, и я бежал через кухню на улицу, закрывая за собой двери, которые защелкивались на замок. Времени, чтобы преследователю открыть двери «на себя», было достаточно, чтобы я ушел от погони. Так день за днем год за годом из меня выбивали всю ласковость и веселость.

Как-то в школе был медицинский осмотр. Вообще-то это происходило нечасто, но этот осмотр мне очень даже запомнился. Я был в шестом классе, и мне было 13 лет. Нас попросили раздеться до пояса.

– Что это у тебя, посмотрите, – сестра коснулась слегка моей спины и вопрошающе смотрела на доктора, под руководством которого и проходил осмотр. Я понял, что у меня на спине шрамы после очередной порки отца или матери. Я не знал, что моя спина носит следы их безграничной любви ко мне.

– Да, знаете, мы живем на первом этаже, – моментально стал придумывать я, – и к нам забрался вор. Мама кинулась на него с кочергой, а он ножом вот порезал меня.

– Да, да, – задумчиво поддержал меня доктор, – такие случаи бывают.

Я, когда пришел домой, изловчился и через зеркало посмотрел на спину – как полосатый матрац, аж противно. Я в то время не сомневался, что соврал правдиво и мне поверили. Сейчас-то я точно знаю, что врачи деликатно себя повели и не стали при других обнажать мое унижение и мою боль. Ведь нельзя спутать параллельно идущие рубцы от ремня с ножевыми порезами.

Увлечения

У меня были серьезные увлечения, я всегда был чем-нибудь занят.

Начиная с первого класса, я занимался в музыкальной школе на Серпуховке, куда ездил сам на троллейбусе (метро тогда еще не было). Играть по нотам я уже умел – все-таки мама пианистка. Просто наблюдая, как мама занимается со своими учениками, я и выучил ноты. Музыке меня учила Наталья Николаевна Вольтер. Это бывшая учительница моей мамы – замечательная женщина. Именно поэтому я и ездил так далеко.

Если сначала я занимался охотно, то после того как меня стали заставлять заниматься, и не без помощи ремня, я интерес к музыке потерял совсем. Помню, как мама заставляла меня играть гаммы и этюды по 10 раз. Чтоб я не обманул, она клала десять спичек на один край пианино, и после каждого проигрывания я перекладывал одну спичку на другой край пианино.

Все это было скучно и не интересно. Мне не давали серьезных заданий, которыми я мог бы увлечься, а давали сю-сю му-сю.

Класс Н.Н. Вольтер. Я крайний слева.

Проучившись 5 лет, родителям пришлось смириться, что я больше не буду заниматься музыкой.

В школе я очень увлекся гимнастикой. В нашей школе был кружок. Тренером был Иван Андреевич – достаточно тучный человек. Он сам никогда на спортивных снарядах нам ничего не показывал, но очень умело и, наверное, талантливо объяснял и показывал все необходимые движения буквально на пальцах. Мы достигли неплохих результатов и заняли второе место в юношеских соревнованиях в Москве.

Мама меня пыталась научить тому, что умела сама: вышивать, папье-маше, но это было летом, в лагерях, куда мама устраивалась на лето кружководом. В доме пионеров я ходил в фотокружок, а в школе – в автокружок. В школе также учили работать на разных станках, и это меня тоже увлекало. За руль нас сажать было некуда, так как был один неработающий автомобиль ГАЗ-51, но изучить его внутренности было интересно.

Потом я сам нашел Центральный клуб юных автомобилистов на Садово-Самотечной и поступил туда – мне было 14 лет.

В 15 лет я уже получил юношеские права, которые мне давали право водить автомобиль в присутствии водителя, а в 16 лет я получил полноценные любительские права.

После того как я сел за руль, машина стала моей мечтой, и я стал копить на нее, как только мог. А мог я откладывать деньги, которые мне давали на завтрак, на дорогу в музыкальную школу (я или ехал без билета, или прогуливал), а также деньги от игры в пристенок и расшиши, где я добивался успехов чаще других на яростную зависть старшим ребятам. Я тогда еще не представлял, каким долгим будет путь к моей мечте: мне будет 33 года, когда у меня появится автомобиль.

Еще у меня были серьезные увлечения – это математика и физика. Я с огромным интересом занимался в математическом кружке при МГУ на Манежной площади и в физическом кружке при МГУ на Ленинских горах. На Ленинские горы я ездил с Эрихманом (не помню, как его звали – по моему, Эдик), и иногда после кружка мы от МГУ (для разминки) бежали до дому на Таганке не останавливаясь. Бежали не на время – надо было не останавливаться!

Также я заинтересовался радиотехникой. На это меня увлек мой друг Валера Руденко. Он жил с мамой (тетя Вера) в маленькой служебной комнате в школе, где я учился. Мы с ним учились вместе в младших классах, вместе были в музыкальной школе, а иногда я ночевал у них, когда убегал из дома, чтобы избежать очередной порки. Именно у него я перенял интерес к радиосхемам, приемникам, паяльникам и прочее.

На снимке в музыкальной школе: Валера третий слева в первом ряду, а я третий слева в верхнем ряду. Нам по 8 лет.