Время неумолимо

Женя простился с мамой

Мама моего друга Жени жила отдельно. В августе 2010 года тетя Ирраида, так звали маму Жени, умерла. Беда приходит не спрашивая разрешения. С болью в сердце и комком в горле я произнес на поминках:

\

Мы, в большинстве своем эгоисты и я в том числе.
Поэтому прежде всего я благодарю тетю т.Ирроиду за то, что она подарила жизнь, в столь непростое время, моему другу. Кому то она подарила мужа, кому то отца, а кому то и деда. Удивительная цепочка жизни появилась на свет благодаря скромному подвигу!

А время было действительно непростое. Жестокая война, Разруха после военного времени, Сталинский режим и очень скромные бытовые условия. Трудно сейчас представить, как можно было построить свою личную жизнь имея комнату, на всю семью 8 – 10 кв. метров. Сейчас просто кухни с метражем 8 метров считаются маленькими.

Но в то время люди были и этому рады. А для нас, мальчишек, это было нормально, потому что мы другого и не видели, а если у кого то и были условия получше, то мы их называли буржуями, независимо от того как к ним относились. Так у нас во дворе жил Витька Уланов. Они жили на втором этаже в школе, в служебной комнате. Комната была чуть больше 10 кв. метров, но без печки. Им не нужны были ни дрова ни уголь – поэтому за ним закрепилась кличка «буржуй».

Сейчас смотришь телевизор и каких только семейных драм не насмотришься. И понимаешь, какого труда стоило и какой силы духа надо было обладать, чтобы поднять ребенка на ноги, когда надо было работать с утра до вечера, чтобы выжить.

Т. Ирроида может быть спокойна, потому что она дала жизнь достойному человеку. Можно порадоваться за нее, что она смогла пожить в нормальных условиях и видела радостные лица своих самых близких людей.

Цепочка жизни продолжается. И каждый из родных несет память не только в сердце, но и в крови, а это навсегда!

Низкий поклон и добрая память.

Женя готовится на операцию

В ноябре 2010 года Женя начал проходить обследования, сдавать всяческие анализы – готовился к операции на ноге. Все-таки он хромал неспроста, и со временем нога стала его очень беспокоить. Его гоняли из одной поликлиники в другую, из одного медицинского учреждения – в другое, чтобы получить квоту на операцию. Наша бесплатная медицина через мытарства на получение квоты и очереди на операцию довела человека до беспомощного состояния, а когда в июне подошло время ехать в больницу, то прямо на выходе из дома кость не выдержала и сломалась. Настало тяжелое и непростое время для моего друга. С ним рядом постоянно была его жена, Наташа. Для нее это было не меньшее испытание.

Жене сделали операцию и поставили титановый штифт.

Врачи еще долго старались исправить ошибки бесплатной медицины и сказали, что Жене надо наращивать мышцы белковой пищей. Пока Женя был слаб, я возил в больницу икру, а когда он выписался и долечивался дома, я заказал приготовить молочного поросенка и доставить по адресу. Когда повар, которому был заказан поросенок, позвонил в дверь, его удивленно спросили:
– Откуда это такое?
– Это от вашего друга.
– От Рубена, – в один голос продолжили Наташа и Женя.
– Хороший у вас друг, – сказал повар и, пожелав здоровья, удалился.

Кажется, я доволен был больше, чем Женя – болезнь совсем его измотала. Он торопился встать на ноги, но быстро не получалось, и к этому надо было привыкать...

Первого сентября у Жени день рождения. Мы скромно вместе отметили эту дату. Печально, что через две недели у меня юбилей, 70 лет, а друг не сможет приехать.

Женя практически не вставал. Больно сознавать, что другу невыносимо тяжело, а ты помочь ничем не можешь.

Последний раз мы были у Жени 23 февраля, посидели возле него, скромно отметили День защитника и уехали. Меньше, чем через месяц, 16 марта, Женя покинул этот мир. Я горько оплакивал расставание с другом.

Мама, 2011 год

В течение двух с лишним лет, начиная с 2010 года, я периодически уговаривал маму завершить работу, но упрямство ее безгранично. Ей было 88 лет. С одной стороны, понятно, что работа для нее – это стимул жить. И в душе я восхищался ее повседневным мужеством и упорством. Ведь чтобы добраться до работы, ей требовалось намного больше усилий, чем здоровому человеку. Она ходила, еле передвигая ноги. Так, если я от ее дома до метро доходил за 7–8 минут, то ей требовалось не менее получаса. Но, с другой стороны, она не воспринимала той опасности, которая поджидает пожилых и немощных людей в большом и суетливом городе. Можно не просто покалечиться, можно совсем без следа исчезнуть. Она не воспринимала никаких доводов.

Первый сигнал был в 2010 году. 29 марта, это был понедельник, мне звонят с ее работы и сообщают, что Лидия Матвеевна упала, вся в крови, что они вызвали скорую и ее повезли в Боткинскую больницу. Еще сказали, что ее вещи, в том числе и ключи от дома, у вахтера.

Я созвонился с приемным отделением Боткинской, получил разрешение забрать ее домой. Тут же помчался сначала на ее работу, чтобы забрать ключи от дома и вещи, а затем разыскиваю ее в больнице. Нашел. Она сидела возле охранников в приемном отделении и ждала меня. Рука была в гипсе, голова забинтована. У нее был перелом правой лучевой кости, ушибы и кровоподтеки на лице.

Почти два месяца, до 16 мая, мне пришлось ухаживать за мамой, возить в травмпункт, закупать продукты, убираться, мыть посуду и все, что нужно делать по дому. Через день-два я привозил ей горячую пищу, приготовленную Ниной.

16 мая ей сняли гипс и закрыли бюллетень. Все эти дни я периодически уговаривал ее подать заявление об увольнении. Безрезультатно.

Она поехала на работу. В этот же день мне звонят с работы и сообщают, что Лидия Матвеевна упала, рассекла голову и ее на скорой увезли в Боткинскую.

Путь мне был уже знаком, и я тут же помчался в больницу. Нашел ее, забинтованную, и отвез домой. По дороге к машине я учил ее не расслабляться и поднимать ноги. Оказалось, что она уже подъехала к работе, стала переходить улицу и споткнулась о выступающие трамвайные рельсы. Удар пришелся на лоб, но переломов не было. Опять больничный лист. Опять мы ездим по поликлиникам и травмпунктам.

Я приводил разные доводы, чтобы убедить маму бросить работу. И однажды состоялся такой разговор:
– Мам, как ты относишься к своему начальнику? – спрашиваю я ее.
– Очень хорошо, – отвечает мама.
– Представь, какие у него будут неприятности, если ты упадешь на работе и, не дай бог, сломаешь себе что-нибудь? Его же затаскают по инстанциям и комиссиям.
– А что я о нем должна думать? Мне о себе надо думать, – ошарашила меня мама своей прямолинейностью. Я такого ответа никак не ожидал.

Зная, что мама очень не дружит с техникой, я купил ей мобильный телефон для пожилых людей с кнопкой SOS и запрограммировал кнопки для быстрого вызова меня, Нины и Алешки. Теперь она могла нажатием одной кнопки вызвать нужного человека или, если все забыла, нажать на красную кнопку на обратной стороне телефона.

Она поправилась и стала снова ездить на работу. Хорошо, что было время летних каникул и была некоторая передышка. Так день за днем, но год она продержалась. И вот в сентябре 2011 года начался новый учебный год. Опять я ее уговариваю, что хватит работать.
– Вот я доработаю до своего 90-летнего юбилея и тогда все.

"Ну хоть такая определенность, уже хорошо", – подумал я.

Но не прошло и месяца, то есть в сентябре, 19 числа (2011 г.) я подбирал маму на дороге у станции метро "Водный стадион". Это произошло сразу после моего 70-летнего юбилея.

Юбилей -70

13 сентября мне исполнилось 70 лет. Очень теплое поздравление я получил от маевцев – Миши Неймана, Миши Корабельникова и Вадима Тихонова. Много было звонков от друзей и знакомых.

В семейном кругу мы решили отметить эту дату в субботу, 17 сентября, у меня дома. Мама в этот день утром ездила к стоматологу примерять протезы. Это должна была быть последняя примерка. К часу дня она вернулась домой. За ней заехали Рыжая с Антоном, и где-то около 14:00 они были уже у нас. Приехал и мой старший сын Алеша с сыном.

Сели за стол, как полагается, и тут я узнаю, что мама, возвращаясь от стоматолога, упала. Да не просто упала, а здорово расшибла затылочную часть. Мы приложили к гематоме холодную примочку и старались не заострять в этот день внимание на "больной голове".

Раньше, после двух серьезных падений, когда я забирал ее из Боткинской больницы, я настаивал, что надо заканчивать с работой. Сейчас я решил просто поехать к ней на работу (Центр эстетического воспитания детей и юношества) и потребовать уволить ее с любой формулировкой (по состоянию здоровья, сокращение штатов, собственному желанию и т. д.). В воскресенье звоню маме. На мой вопрос, как она себя чувствует, сказала, что все время спать хочется. В общем, это ее обычный режим по выходным дням – телевизор и сон.

Испытание судьбы

В понедельник, 19 сентября 2011 года, с утра звоню маме, чтобы узнать, как у нее дела и как она себя чувствует.
– Собираюсь на работу, – услышал я в ответ.
– Мам, я категорически против, чтобы ты ехала на работу. Отдохни немного, хватит испытывать судьбу.
– Да я нормально себя чувствую, – отпарировала она.

Через некоторое время я снова позвонил, чтобы убедить ее не делать опрометчивый шаг, но услышал в ответ, что она уже оделась и выходит из дому.

Приблизительно через час зазвонил мобильный телефон: "Ваша мама упала, мы ее посадили на углу северного входа в метро "Водный стадион"…

Мы с Ниной, у нее был недельный отпуск, помчались на машине к "Водному стадиону". Через 20 минут были на месте. Я прорвался в зону, куда въезд был запрещен, подогнал машину к маме, сидящей на картонке, совершенно беспомощной, больше похожей на бомжа.

Голова вроде цела, но до правого плеча нельзя было дотронуться – то ли перелом, то ли вывих, то ли сильный ушиб. Я предложил вызвать скорую, но мама наотрез и очень категорично возразила – только домой. Потихоньку мы усадили ее в машину и повезли домой. С большим трудом подняли ее на четвертый этаж (лифта в доме не было) и уложили в постель. Заполнив холодильник продуктами и приготовив еду на первое время, мы уехали.

Наутро я приехал проведать маму. Она жаловалась на сильную боль в плече. Решил вызвать скорую. Вердикт докторов со скорой: перелома нет, просто сильный ушиб. Выписали мази и уехали.

Каждый день я приезжал проведать маму и привозил еду.

Прошел день-другой. Боль не утихала. Я попросил Антона договориться в травмпункте (он рядом живет), чтобы пришли к ней домой, поскольку мама по дому передвигалась еле-еле, а с четвертого этажа ей без носилок не спуститься. Антошка убедил заведующую, которая знала маму по предыдущему перелому руки. Заведующая пришла, осмотрела и поставила диагноз "перелом шейки плеча". Сказала, что надо руку держать на косынке, а как только будет возможность, следует сделать рентген.

Чтобы оформить больничный лист и профессионально осмотреть маму, я вызвал врача на дом. Врач пришла, осмотрела и сказала, что вызовет травматолога. Травматолог не пришел, а попросил созвониться. Наговорил по телефону массу красивых слов, но... без рентгена ему делать нечего.

Шли дни. Каждое утро я мчался к маме с едой. Кормил ее и уже подумывал переехать к ней, так как состояние ее было совсем никудышное. Помимо физической боли и недомогания она испытывала психологический шок. Она понимала, что быстро ей не поправиться, и как там будет с работой?!

В первых числах октября стал наблюдаться легкий отек ног. Я был серьезно обеспокоен. Начал консультироваться по разным каналам. Дня два наблюдал за динамикой – состояние не улучшалось. Попросил Алешку связаться с Еленой Малышевой (он оформлял телевизионную передачу "Жить здОрово здорОво" с ведущей Малышевой Е. В.), чтобы помочь поместить маму в стационар на обследование. Иначе практически невозможно поместить в больницу 89-летнюю старушку, да еще с переломом.

Алешка молодец. Очень оперативно все сделал, и 6 октября мы отвезли маму в 1-ю градскую больницу. Алешка сам сопровождал машину скорой помощи и сам расплатился, отказавшись от предложенных мною денег.

Больница

В приемном отделении больницы нас уже ждали. Сделали рентген, общий осмотр и сразу в реанимацию! Все, что было при ней и на ней, передали нам. Несколько дней она лежала в общей реанимации. Никакой связи с ней, только возможность передать соки. Я ездил каждый день, чтобы справиться у врачей о ее состоянии. Затем ее перевели в кардиологическую реанимацию. Здесь можно было передать записки, соки и чтиво. Состояние оставалось тяжелым или, как говорят врачи, "средней тяжести". В четверг 13 октября я должен быть на работе, но заехал в больницу. И вдруг мне врач сообщает, что ее переводят в общую палату 14-го кардиологического отделения.
– Как же так, ведь у нее ни ночной рубашки, ни халата, ни тапочек?
– А вы привезите.

Я выждал возле отделения сестру из реанимации и переговорил с ней. Она мне подсказала, как лучше поступить и как передать маме все необходимое. Дело в том, что 14-е кардиологическое отделение находится совсем в другом корпусе, а посетителей допускают только с 17:00.

Я помчался в "Ашан" (супермагазин) на Ленинском проспекте, чтобы купить все необходимое и продукты. По дороге, недалеко от метро, вижу подвальчик с надписью "На каждый день", или что-то в этом роде. Спускаюсь, спрашиваю:
– У Вас халаты есть?
– Нет.
– А тапочки? Мне в больницу для пожилой женщины.
– Пойдемте, я вам покажу.

Продавщица подвела меня к стеллажу и показывает на нижних полках тапочки. Я стал их надевать на руку и пробовать. Какие-то они жесткие. Перевожу взгляд на верхние полки и вижу очень симпатичные тапочки.
– Эти дорогие, вам же в больницу, – говорит продавщица, уловив мой взгляд.
– А есть 36–38-й размер?
– Есть, – с некоторым удивлением ответила продавщица и добавила, – вам же в больницу.
– Я беру эти.

Визит врача

Довольный, что купил тапочки, мчусь в "Ашан". Купил там халат, нижнее белье, полотенца, салфетки, продукты и бегом в больницу.

Добравшись до отделения, у входа стал расспрашивать курящих медработников, как мне передать одежду. Они сказали, что только что привезли очень древнюю старушку. Договорившись с охранником, я поднялся на второй этаж, мама была в общей палате. Отделение производило очень удручающее впечатление своей обшарпанностью – ну просто медсарай.

В палате, где было 14–15 коек (все заняты), мне надо было отыскать свою маму. Хорошо, что мне сестра сказала, что она лежит напротив двери, а то мои поиски могли бы продолжаться долго, так как маму трудно было узнать.

Сердце обливалось кровью, глядя на родное и в то же время совсем незнакомое существо. Бледная, с каким-то серым оттенком кожа, руки почернели от капельниц и перелома. Я подошел поближе, и она меня узнала. Сколько радости было в ее слабом голосе.

Подошла врач и стала расспрашивать маму, на что она жалуется. Мама стала рассказывать все по порядку:
– 18-го числа я поехала на работу… – начинала свой рассказ мама, и говорила очень громко, с расстановкой и при этом совсем закрыла глаза. Видимо, сил было очень мало. Врач постепенно теряла терпение и деликатно переспрашивает:
– Когда у вас все произошло?
– Вот я и говорю, – громко, даже как-то раздраженно отвечает мама, не открывая глаз, и начинает опять сначала. – 18-го числа я поехала на работу… – далее со всем подробностями она пыталась описать весь путь от дома до той злополучной остановки автобуса, который в тот день почему-то оказался в пробке и т. д.
– А сейчас что беспокоит? – не выдержала врач.
– Вот я и говорю! 18-го числа я поехала на работу…

Видя такое дело, я вступился за маму, объяснив врачу, что мама, скорее всего, сейчас в шоковом состоянии, и рассказал все, что требовалось.

Я не мог долго задерживаться, разрешили только передать вещи, и мы расстались до вечера. На выходе я поговорил с сестрой. Спросил, что может потребоваться. Она сказала, что обязательно ей надо купить подгузники.

Стремглав я помчался на работу. Быстро управившись с текущими делами, отправился в обратный путь – в больницу. Мама была совершенно беспомощная. В туалет ее пришлось везти на коляске. Причем сначала медперсонал возмутился моей инициативе, но потом даже помогли, когда увидели, как я пытаюсь провезти ее в узкие двери женского туалета. Оказывается, для этих целей у них была более узкая коляска. Коляска требовалась, только когда приезжали мы, а так обычно ей давали судно. Представляете картину: я въезжаю с коляской в женский туалет, усаживаю маму на "трон" в кабинку, потом мою ее и вывожу через весь длинный коридор.

Я договорился с медицинской сестрой, которая вызывала уважение, об индивидуальном уходе. Это помогло быстрее пройти период восстановления.

Меня удивило, что рука мамы никак не зафиксирована. Оказалось, несмотря на запись в истории болезни о переломе, обслуживающий персонал и не знал, что у нее перелом, а ее вздохи и охи воспринимали как старческую нервозность. Я поднял шум. Пошел к заведующему отделением. Оказывается, он тоже не знал и в свое оправдание сказал, что был в отпуске. Пообещал мне, что завтра же ее осмотрит травматолог и сделают рентген. Мне пришлось каждой смене сестер рассказывать, что у нее перелом. После этого с ней стали аккуратнее обращаться, а до этого кантовали, как хотели. Подозреваю, что в реанимации было еще хуже.

Конечно, как я думаю, у мамы был психологический шок от того, что она в больнице, в реанимации, да еще в таком плачевном состоянии.

Состояние мамы было крайне тяжелым. Достаточно сказать, что в первые дни после реанимации, а я приезжал каждый день, мы с мамой восстанавливали ее память. Она достаточно быстро вспомнила, как ее зовут, а вот где она жила – вспоминалось дольше. Но постепенно по различным эпизодам удалось вспомнить и свой дом, и квартиру. Потихонечку мама приходила в себя, сходила чернота с рук и мертвецкая белизна кожи растворялась, вселяя надежду на нормальный исход.

Мама пролежала в этом отделении две недели. Отеки ног сошли, но общее состояние не особо улучшилось. Врачи сказали, что сердечко ей "подтянули", то есть подлечили. Все – и врачи, и мама, мечтали выписать ее как можно быстрее.

26 октября ее выписали. Когда мы одели маму и поехали из палаты на выход, мы услышали тихое пожелание: "Терпения вам". Видимо, мама "достала" там всех. Слух у нее слабый, и говорила она громко. И недовольство высказывала громко, и громко ворчала, когда ее что-нибудь раздражало. А раздражало ее почти все.
– Вон, посмотри, – обращалась она ко мне в очередное посещение, – книжку читает, – и показала на пациентку через две койки, – и чего она читает! Все читает и читает, – с неприкрытым раздражением произнесла она.

И ей казалось, что она сказала тихо… Мне было очень неловко и стыдно за маму, и я ей напомнил, что она тоже любит читать и что в детстве даже на дерево залезала, чтобы никто не мешал читать книги. Ну, что же, я тоже получил свое… Пожелания терпения нам было очень кстати.

Я подогнал машину к отделению. Приехал и Алеша, привез ходунки. Мы подвезли маму на коляске к машине, аккуратно загрузили ее и повезли ко мне домой. Она не возражала.

Конец трудовой

Началась новая эпопея. Надо было прикрепить маму к моей поликлинике. И все бы ничего, если бы ей не требовался больничный, который она категорически желала оформить. В итоге выписали ей два больничных – по месту прописки – до поступления в больницу, и за остальные дни – по новому адресу.

Две недели я был в сплошном круговороте – мама, поликлиники, ее работа, пенсионные фонды. Съездил в Институт переливания крови и в отделение Реконструктивно-восстановительной хирургии, консультировался с профессором по поводу ее перелома. Показал снимки и получил квалифицированную консультацию и рецептуру лечения. Выкупил ее зубные протезы и т. д. и т. д.

Маму разместили в спальне, которая лучше всего подходила на этот случай – она рядом с ванной комнатой и нет на пути ступенек.

Поскольку спальня одновременно служила мне и кабинетом (компьютер, все для радиомонтажа, включая осциллограф), мне пришлось разместиться с компьютером на кухне.

За компьютером работал урывками, поскольку появились новые заботы – накормить, напоить, не забыть про таблетки и измерить давление, проветрить помещение и прочее. В спальне постелил линолеум прямо на паркет – была необходимость.

Мне удалось наконец-то убедить маму уволиться с работы. Нехотя, с трудом, но она дала свое согласие. Я поехал к ней на работу, от ее имени написал заявление и передал им больничные листы. Погрузил в машину из ее рабочего кабинета все личные вещи, включая ноты (нот было очень много), и тронулся в обратный путь. Огромная тяжесть свалилась с плеч, как будто это я завершил изнуряющую меня работу. Это было эпохальное событие.

Дети помогают родителям завершить трудовую деятельность.

Если сначала мама совсем не могла ходить, то уже через несколько недель она самостоятельно передвигалась по квартире и кушала за общим столом. Конечно, я всегда был рядом и незаметно страховал ее.

Я строго следовал рекомендациям врачей и следил, чтобы мама принимала все необходимые лекарства. Ежедневно утром и вечером измеряли давление. Ее периодически навещали врачи, снимали кардиограммы, брали анализы крови и корректировали лечение. Работой нашей поликлиники я был доволен.

Итак, мама живет у меня. Она уволилась, и начался период восстановления здоровья после больницы.

Состояние мамы с каждым днем заметно улучшалось. Но что странно: чем лучше она себя чувствовала, тем сложнее было с ней общаться.

Не знаю, чем это объяснить, но иногда она вела себя крайне раздражительно, и когда не удавалось превращать ее выпады в шутку, нужна была огромная выдержка, чтобы продолжать за ней ухаживать. А выпады были на пустом месте: то чашку громко поставил, то ложку не так положил, то посмотрел не так или еще что...

Крылатая фраза мамы: "Хочешь со мной разговаривать? Молчи!" И мой шуточный ответ: "А ты не перебивай меня, когда я молчу!"

Поначалу я думал, что мама останется жить с нами навсегда, и даже с ней был разговор, чтобы Алешка, мой сын, переехал в ее квартиру. Алешка, правда, отказался, сказал, что ему до работы в Останкино далековато. Но теперь, когда видно было, что маме психологически тяжело находиться в моей квартире и что она не принимала свою немощность и всячески бунтовала, я понял, что она у меня временно.

Трудно даже предположить, чем было вызвано сильное желание мамы как можно быстрее попасть в свою квартиру, но с каждым днем мы это чувствовали все острее и острее. А после того как она самостоятельно (я был все время рядом) совершила прогулку вокруг дома, идея уехать домой стала более чем навязчивой…

Неделю я ездил на мамину квартиру отмывать кухню (полы, шкафы, газовую плиту, холодильник, посуду и пр.).

Итак, через три месяца ухода за мамой, 23 января 2012 года, мы с Ниной перевозим маму в ее квартиру. Это не было радостным событием, как может показаться на первый взгляд, скорее, наоборот. Хотя, конечно, нам стало жить свободнее и комфортнее…