22

 

В 1898 году, 20 сентября, я поехал в Терновку на базар. Хожу я по базару, случайно встречаю там брата бывшего моего хозяина Григория Моисеевича Джашитова. Он спрашивает меня:

– Разве ты уже дома? Я думал, что ты еще на военной службе.

– Я уже женился и сына недавно похоронил в Левокумске, – говорю я ему.

– Чем же ты занимаешься в настоящее время?

– Торгую водкой в Грамках от Шабанова, – отвечаю я Григорию.

– А давно ты там торгуешь?

– Уже два года, – говорю ему.

– Николай, – говорит он мне, – знаешь что, бросай ты торговать водкой, поступи ты лучше ко мне торговать на отчете мануфактурой. Кроме мануфактуры у меня есть ссыпка и чайная комиссионная.
Чай я получаю из Астрахани, – далее он говорит. – Я купил себе дом во Владикавказе, прямо на базаре.
Угловой дом за 52 тысячи рублей. Я хочу оставить тебя в Терновке торговать, а сам буду жить
во Владикавказе. Ты будешь отправлять хлеб в Прохладную, а я буду приезжать туда и сдавать этот хлеб
по назначению.

– А жалованье какое Вы мне назначите? – спрашиваю я его.

– Николай, если я тебе не заплачу 600 или 700 рублей в год, сукин сын буду я. Только ты приезжай, прими мою лавку и начинай торговать. А я спокойно поеду во Владикавказ.

– Знаете, что, я Вам сейчас не дам слова. Я поеду домой, посоветуюсь с женой, потом дам ответ.
Через три дня приеду и скажу Вам да или нет.

– Постарайся, Николай, приезжай скорее, – просит он опять. – Ты у моего брата служил три года,
я тебя хорошо знаю, поэтому я хочу тебе дать такое большое дело и знаю, что от тебя я ничего плохого никогда не увижу. И для тебя будет не плохо.

Я поверил ему, его обещаниям и в отношении жалования 600 или 700 рублей в год, которые я буду иметь. Поехал я домой, посоветовался с женой, она говорит:

– Дело твоё, Николай, как хочешь. Если ты находишь нужным, давай поедем туда, а то водочная
торговля очень беспокойная. Ночь-полночь идут, стучат в двери, в окно, просят водки. Ты встаешь, беспокоишься. Смотри, ещё через водку беды наживёшь.

 

Я поехал в Прасковею к своему хозяину Шабанову и говорю ему:

– Василий Васильевич, пошлите на мое место другого работника. Я больше не могу работать и через
три дня еду в село Терновку.

– Как хочешь, Николай, воля твоя, – говорит он. – Я могу послать на твое место Тихона. Он послезавтра приедет и примет от тебя товар.

Я попрощался с ним, вернулся домой и говорю своей жене Сарре:

– Итак, мы едем в Терновку, к Джашитову. Будем с тобой торговать мануфактурой.

Через два дня приезжает Тихон и говорит:

– Николай, я приехал к тебе принимать от тебя водочный товар. Я теперь буду торговать здесь вместо тебя.

Мы всё посчитали, проверили – всё было в полном порядке. Передал Тихону водочную лавку. После этого мы собрались и на следующий день поехали в Терновку к Джашитову.

 

В Терновке

 

В первый же день нашего приезда он дал нам две комнаты для нашего жилья, а одну комнату он оставил для себя и сказал, что он в месяц один раз будет приезжать и эту комнату сам будет занимать.

Мы расположились, устроились. На другой день я начал принимать весь товар, что у него был: мануфактура, бакалейные товары, чайную комиссионную, ссыпку, две лошади (одна хуже другой), хорошая тачанка. Кроме всего этого он имел одного работника грузина, который ухаживал за лошадьми и отвечал за них. Джашитов говорит мне:

– Работник мой будет столоваться у тебя. Когда я задумаю приехать из Владикавказа, подам телеграмму, ты пришлешь в Прохладное лошадей, запряженных в тачанке. Я там сяду и на своей тачанке приеду сюда. Кроме того, – говорит он, – у меня есть нанятые подводы – осетинские, в количестве 40 арб. Они все
из Моздока. У нас есть договор. В том случае, если с нашей стороны будет невыполнение, я или они должны платить неустойку 200 рублей. Они должны работать круглый год без отрыва. Если они приедут
за пшеницей, а у нас не будет приготовлена пшеница для отправки и подводчики вернутся отсюда порожняком, мы должны платить им 200 рублей неустойки.

– Они от меня порожняком не поедут, – говорю я ему, – можете не волноваться.

– Я получаю из Астрахани от Казбинцова Ивана Григорьевича калмыцкий чай на комиссию. Они тоже отправляют мне чай по 40 арб. Взамен мы должны без задержки погрузить в эти арбы пшеницу, муку, навурские семечки, проса, овёс, и если мы не выполним всё это, предусмотренное договором, значит,
мы уплатим такую же неустойку. Поэтому, то, что они будут требовать, ты заранее, до их приезда с чаем, должен купить на базаре, подготовить и, как только они выгрузят чай, тут же надо загрузить их нашим товаром.

Джашитов дал мне много заданий. Пожил у меня неделю и уехал во Владикавказ, а я приступил
к исполнению своих обязанностей.

 

Джашитов был богатый человек. Он развернул широкую коммерческую свою деятельность, имел много торговых точек во многих местах. А семья его была маленькая – он и жена, детей у них не было.

 

У меня торговля просто кипела. Также хорошо пошло ссыпное дело. Эти дела я вёл один с женой.
У меня была одна кухарка, а на дворе был один работник, грузин Сёмка, который смотрел за лошадьми и выполнял мелкие дворовые дела. Я даже ни одного мальчика не имел, чтобы лавку мою подмели. Всё мы делали сами.

Однажды приехал ко мне свояк хозяина моего. Смотрит на мою работу и говорит:

– Николай, мы удивляемся, как ты один можешь управляться с такой обширной тяжелой работой.
У тебя и мануфактура, и ссыпка, и комиссионная чайная, и принимаешь вдобавок верблюжью шерсть.
Тут на твоем месте нужно иметь десять приказчиков, а ты работаешь один.

Во время приема и отправки хлеба мне помогала жена моя, Саруш. Она тоже такая – огонь в работе,
как я. Теперь у нас торговля идет чаще с татарами и с туркменами.

Проходит недели две, смотрю, приехали подрядные подводы из Моздока и с ними один управляющий приехал верхом на лошади. Как только приехали, управляющий говорит мне:

– Хозяин, давай, пожалуйста, скорее навалим на наши арбы мешки с пшеницей, потому что они долго стоять здесь не могут. Лошади наши голодные. Мы должны выехать в степь, там будем варить себе обед
и лошадей пустим пастись.

Я моментально поставил веялку, нанял шесть женщин и двух завязчиков. Навалил на ихние арбы мешки с хлебом, написал им накладную и отправил.

Веялка – машина для выделения зерна из вороха, получаемого после обмолота хлебов.

Во время отправки они украли у меня три мешка хлеба. Думали, что я какой-нибудь разиня, а у меня записано в накладной, сколько мешков и какой общий вес. Во время отправки я стал считать на каждой арбе сколько мешков. Смотрю, у них оказалось три мешка пшеницы лишние. Я сейчас же стал ругать их
за воровство. После этого я написал новую накладную, в которую включил три мешка, отдал управляющему
и они уехали в Прохладное.

Я отправил своему хозяину во Владикавказ телеграмму о том, что мною отправлена пшеница в Прохладное, можно ехать туда и принимать от них.

Теперь у меня заканчивался калмыцкий чай. Я подаю телеграмму в Астрахань Ивану Григорьевичу Казбинцеву о том, чтобы прислали мне калмыцкого чая с тавром посередине, и чтобы были куриные лапы.
Об этой телеграмме я написал во Владикавказ своему хозяину.

Проходит три недели. Смотрю, из Астрахани прибыло несколько подвод с калмыцким чаем. Я быстро принял цибики с чаем.

Цибик – ящик с чаем весом до 2 пудов.

Получил от них требование Ивана Григорьевича Казбинцева, который просил выслать с этими подводчиками муку, пшено, навурские семечки, несколько пудов проса. Я наваливаю всё это на подводы
и отправляю в Астрахань, Казбинцеву.

Затем я отправил своему хазяину отчет, что и сколько мною было принято от Казбинцева,
и сколько чего я ему отправил. Но он сидит дома, ни о чем не думает и ни на одно моё письмо и телеграммы не отвечает.

Затем, казанский татарин был должен моему хозяину 1300 рублей. Мой хозяин жил во Владикавказе.
В это время казанский татарин Фахри Молла умер. Хозяин мой не знал об этом. Проходит недели две, смотрю, едут наши арбы из Прохладного. Я думаю: ведь Фахри Молла должен моему хозяину 1300 рублей, надо их как-то вернуть.

 

И вот я решил пойти на хитрость и обман в целях спасения большой суммы денег. Пока подводы находились здесь, я поехал на своей тачанке в казанский татарский аул к сыну Фахри Моллы. Я встретил там жену Фахри Моллы и говорю ей:

– Григорий Моисеевич Джашитов прислал из Прохладного подводы за пшеницей. Он пишет мне, чтобы
я получил от вас пшеницу на сумму 1300 рублей, которые ваш муж задолжал Джашитову, и попросил меня, чтобы я отправил эту пшеницу в Прохладное.

Она говорит мне:

– Когда Фахри Молла умирал, он приказал своему сыну никогда не иметь дела
с плохими людьми. Если ты видишь, что идет против тебя нехороший человек, ты перемени свою дорогу, иди по другой дороге, чтобы тебя не видели и не разговаривали с тобой, тогда ты будешь хорошим человеком. Правда, когда Фахри Молла умирал, он говорил своему сыну, что он должен 1300 рублей Григорию Моисеевичу Джашитову. Кроме вашего долга у нас еще есть долги. Он велел своему сыну все эти долги вернуть всем, кому должны, чтобы никаких долгов не было.

Потом жена Фахри говорит мне:

– Хорошо, примите, пожалуйста, в счет долга пшеницу на сумму 1300 рублей.

Я попросил её показать мне пшеницу. Она повела меня в амбар, где посмотрел я пшеницу, накинул в пульку, смотрю, потянуло 48 с половиной натурой. Против других я прибавил 3 копейки на каждый пуд пшеницы. Она согласилась. Угостила меня хорошим калмыцким чаем, потом я поблагодарил её, сел на свою тачанку и вернулся домой.

Как только приехал, на другой день рано утром забрал все подводы, веялку, нанял 8 женщин и все мы вместе поехали в аул принимать пшеницу.

Принял я пшеницу на сумму 1300 рублей, погрузил в арбы и отправил в Прохладное. Потом написал своему хозяину письмо о том, что Фахри Молла умер и что за долг в сумме 1300 рублей получил от сына Фахри Моллы пшеницу и отправил в Прохладное, велел ему поехать в Прохладное и принять там пшеницу. Хозяин мой сидел у себя дома во Владикавказе и не знал, что я выручил его деньги.

 

 

Одна лошадь моего хозяина была норовистая. Хозяин приказал продать её за 35 рублей.

– Если этих денег не дадут, можешь продать за 30 рублей, – так мне сказал мой хозяин.

Эта лошадь под верхом ходила очень хорошо.

 

Однажды рано утром смотрю, подъехал к моей лавке на серой лошади один калмык и кричит:

– Эй, хозяин, чай есть?

– Да, есть, – я отвечаю ему.

Смотрю, лошадь его очень хорошая, масть серая, рост большой, четырех лет. Эта лошадь мне очень понравилась. Я ему говорю:

– Давай менять лошадь.

Он отвечает:

– Давай, – и спрашивает: – Лошадь хорошая?

– Да, очень хорошая лошадь, – говорю я.

– Придача будет? – спрашивает калмык.

– Сойдемся. Пойдем, посмотри ты на мою лошадь, – отвечаю я ему.

Он согласился. Пошли мы во двор, посмотрел он нашего буланого, он очень понравился ему.

– Теперь, – говорит он, – давай мне 15 рублей придачи и один чай, наш будем так менять.

– Если хочешь, 10 рублей дам, давай так поменяем, – говорю я ему.

– Раз такое дело, давай, хозяин, 10 рублей и один калмыцкий чай давай, наш будем менять лошадь, – говорит он.

– А у тебя есть удостоверение? – спрашиваю я.

– Есть. Наша не украл. Тут есть один русский человек, мой хозяин, я его бараны пас, эта лошадь его.
Я два года кормлю эту лошадь, а теперь ей четыре года. Если ты боишься, моя сейчас пойдет, позовет нашего хозяина, он тебе всё скажет.

– Ну, пойди, позови ты своего хозяина. Если он поручится, значит, мы с тобой поменяемся лошадьми.

Он пошел, позвал своего хозяина. Я спрашиваю его:

– Вы эту лошадь знаете?

– Как же, конечно, знаю, – говорит он. – Я эту лошадь продал этому калмыку тогда, когда ей было только два года, а теперь ей уже четыре года.

– Ну, давай, будем меняться, – говорю я калмыку.

Я дал ему 10 рублей и один чай. Он оседлал мою лошадь и уехал.

 

Приходит ко мне помещик Поляков и говорит мне:

– Николай Артемович, продай мне серую лошадь.

– Нет, – говорю я ему, – не могу продать, пусть мой хозяин сам продаст, когда приедет из Владикавказа.

Поляков ушел.

 

Теперь приходит торговец Макар Иванович, тоже просит продать ему серую лошадь.
Я ему сказал, что без ведома хозяина продать лошадь не могу. Обратись к нему со своей просьбой, когда он приедет из Владикавказа. Он говорит мне:

– Раз ты мог менять лошадь без хозяина, ты можешь также продать её.

Я ему еще раз сказал утвердительно, что продать лошадь без ведома хозяина не могу.

 

Проходит три недели. Приезжает мой хозяин вечером, в 6 часов. Немного погодя я ему говорю:

– Григорий Моисеевич, нашу буланову лошадку я променял на серую лошадь, принадлежавшую калмыку.

– Она, может, ворованная, – говорит он.

– Нет, не ворованная. Этот калмык купил лошадь у здешнего мужика, у которого он чабановал.
Я это проверил, всё правильно.

– Пойдем в конюшню, посмотрим, какую лошадь ты получил взамен нашей, – говорит он.

Посмотрел он и говорит:

– Да, эта лошадь, по-видимому, будет очень хорошей. А сколько ты дал придачи?

– Я дал придачи 100 рублей.

Он поверил. Я засмеялся и говорю ему:

– Нет, Григорий Моисеевич, я дал калмыку только 10 рублей и 1 кусок калмыцкого чая.

– Очень дешево променял, – засмеялся он.

 

Теперь, рано утром хозяин встал и говорит работнику:

– Семён, пойдем, напоим мы с тобой лошадей.

Хозяин берёт серую лошадь, а Семён взял иноходца, и повели они лошадей на водопой. Поляков увидал,
что Григорий Моисеевич приехал и повел серую лошадь на водопой, сейчас же пошел к нему, поздоровался
и говорит ему:

– Григорий Моисеевич, на что Вам две лошади, продайте мне серую лошадь.

– Купи, продам, – отвечает ему Григорий Моисеевич.

– А сколько запросите, за какую цену дадите?

– Сто рублей, – говорит мой хозяин.

– Дайте работнику серую лошадь, пусть он поведет ко мне во двор, – говорит Поляков.

 

Хозяин получил 100 рублей от Полякова, а работник получил от Полякова на чай 50 копеек.

 

 

Внимание! Удерживая курсор над изображением страницы, можно перейти на несколько страниц вперед или назад, а в поле номера текущей страницы можно ввести номер необходимой страницы для быстрого перехода.