Прибыло 8 бричек с бочками вина по 50–60 вёдер. Подводы с вином подъезжали к окну подвала, отец раскупоривал бочку, опускал в бочку до дна конец длиной толстой витой кишки, затем кишку протягивал через окно в подвал, где были расставлены порожние бочки. Там я брал второй конец кишки, делал большой вдох, держа конец кишки во рту, выкачивая из кишки воздух, и вино большой струей молниеносно переливалось в пустую бочку.

При переливании предпоследней бочки со мной случилась беда. Я передержал вдох воздуха и еще держал конец кишки во рту, как вино с огромной силой ударило в моё горло. Я чуть не слетел с бочки и с трудом успел воткнуть конец кишки в неё. Вино пошло в бочку, но я совершенно потерял ощущение горла.
Потом почувствовал в горле боль и остался без голоса. Я ничего не мог сказать отцу и вызвал его в подвал ударами палки по пустой бочке. Я вышел из строя, то есть не мог помогать отцу.

Две недели я не мог говорить. Врач с трудом восстановил мне голос.

 

Почти половину вина отец сумел продать и деньги передал своему брату, за что он был очень благодарен. Остальная часть вина осталась на хранение в подвале до следующего года.

 

Мародеры

 

В 1918 году в нашем городе некоторое время было полное безвластие. У нас не было ни городовой управы, ни полиции, ни красных, ни белых. Общественный порядок в городе поддерживали народные представители – квартальные старосты и другие. В городе проходили ограбления магазинов и более тяжкие преступления.

Однажды вечером на улице поднялся большой шум. Это был погром и грабеж мануфактурного магазина, находившегося напротив нашего дома. Отец запер ворота и сказал: «Мы на улицу выходить не будем, нам не следует быть свидетелями позорного разбоя». В самый разгар шума кто-то бросил через ворота в наш двор большой тюк и удрал. Отец раскрыл тюк, там оказался большой красивый ковер. Видимо, укравшего ковер преследовали, и, чтобы не быть пойманным, он решил от него избавиться.

Когда шум прекратился, отец пошел к хозяину магазина домой. Рассказал о случившемся и предложил придти и забрать свой ковер. «Нам чужого не надо», – сказал отец.

 

Охота с отцом

Мой отец с детских лет очень увлекся охотой. Охота стала его постоянным спутником, значительной частью всей его жизни. Он не расставался с охотой, где бы он ни жил и чем бы ни занимался. Охота была для него любимейшим занятием. Помимо увлечения, охота помогала ему постоянно снабжать свою семью дичью. Иногда излишки добытой дичи продавал или обменивал на базаре на продукты. Он был известным охотником не только в Прикумске, но и за его пределами. И меня отец увлек охотой с 11-летнего возраста.

Отец всегда уходил на охоту рано утром. Он тихо вставал, готовил себе завтрак, кормил собак, собирал свое снаряжение и бесшумно уходил. Утром мы просыпались, а отца уже нет. Так он и меня будил до рассвета, шевеля меня в постели, шептал на ухо: «Вставай. У меня все уже готово. Вставай, Арам, я приготовил вкусные оладьи «Шырлама». Покушаем, попьём чаю и отправимся на охоту».

С трудом открыв глаза, я вставал, умывался холодной водой, садился за стол, ел шырламу с чаем и затем тихо уходил с отцом из дома. Еще до рассвета мы подъезжали или подходили к месту охоты.

И так до 15 лет совместно охотились.

Казначейский чиновник – не местный, приезжий – не любил охотиться один и часто просил отца составить компанию. Однажды предложил он отцу пойти на охоту с компанией из пяти человек. Отец согласился и взял меня с собой. Охотились раздельно, а когда после охоты собрались в условленном месте, сели отдохнуть. Раскрыли свои сумки, достали закуски и, налив бокалы, подняв и сказав тосты, выпили и закусили. Чиновник вдруг говорит:

– Николай Артемович, а твой сын Арам, наверное, будет алкоголиком. Ты видел, как он легко проглотил бокал водки, даже не поморщился.

– У нас в роду пьяниц и алкоголиков нет, и сыну такое не грозит, – успокоил его отец.

Повеселившись, пошли домой. У меня, у отца и у чиновника было по зайцу, остальные ничего не убили.

Однажды в 1918 году, осенью, я с отцом пошел на охоту по уткам. На расстоянии 12 километров от города было несколько озер. В первый день мы убили 16 уток. Отец решил переночевать в каком-нибудь саду, чтобы на второй день продолжить охоту. Он предложил мне отнести убитых уток домой, дома взять пороху, дроби, пистоны и утром придти к нему.

Оставив своё ружьё и сумку у отца, я зашагал домой. Ходок я был быстрый, никогда не уставал.
Придя домой, я собрал всё, что велел взять отец, мама меня накормила, и я, не задерживаясь, отправился назад на озера. Было еще светло, когда я нашел своего отца на озере.

– Тебя кто привёз? – спросил он, удивившись.

– Я успел на своих двоих, – сказал я.

Отец засмеялся.

 

В садах мы нашли хату, в которой жил сторож. У него переночевали и утром опять пошли на охоту на то же озеро. Набили мы еще более 20 уток и с хорошей добычей вернулись домой. Утром отец пошел на базар. Отец договорился с одним крестьянином поменять 35 уток на воз капусты. Смотрим, отец приезжает с бричкой, наполненной капустой.

На другой день отец всю семью мобилизовал на чистку и рубку капусты для посола. Отец приготовил большую кадушку. Так мы обеспечивали себя на зиму не только капустой, а и огурцами и помидорами.

Однажды поехали в Орловские леса. Взяли двух гончих собак – Громок и Пальму. Пройдя лес, мы вошли в гущу камыша и травы. По громкому лаю собак мы поняли, что они погнали лису. Лай постепенно затихал, потом их голоса стали всё больше усиливаться, значит, они повернули лису и гонят в нашу сторону.

Мы с отцом стояли в шагах 60-ти друг от друга и в гуще камыша друг друга не видели. Вдруг я увидел золотистую лису, идущую в мою сторону. Я, не шевелясь, осторожно взял её на мушку, дал выстрел и лиса исчезла. Я пошел к тому месту, где её видел. Гляжу, лиса лежит в траве, убитая наповал. Впервые убил я лису. Подошел отец, поднял блестящую, золотистую лису, похвалил меня за хороший выстрел. Выйдя из леса, мы сели в свои сани и поехали домой.