Выпускной вечер

Я очень хотел поступить в МВТУ имени Баумана – самый сильный технический институт. Маме предложили поехать в загранкомандировку в Румынию на два года, и ехать надо было 10 июля. Конечно, это было фантастическое предложение по тем временам. Мама поставила передо мной условие: она не поедет в Румынию, если я не устроюсь на работу. Так как экзамены только в августе – мне нечего болтаться почти два месяца. Так решила мама, оправдывая это еще и тем, что после производства поступить легче (в то время был такой указ). Так моя мечта накрылась, и только через 8 долгих лет я попытался ее осуществить, но об этом позже. Как я оканчивал школу, лучше понять из записей дневника.

22 мая 1958 г.

Сейчас учусь в 10 "Б" классе 476-й школы. Первую четверть я старался и окончил с двумя четверками по языкам (русский и английский), вторую и третью четверти валял дурака, как и все, хотя это обстоятельство никак меня не оправдывает. В четвертой четверти взялся за голову – еще бы, ведь на носу ЭКЗАМЕНЫ! Сейчас занимаюсь для поступления в институт с репетитором по математике, который хвалит меня и отзывается обо мне как о способном мальчике.

Моя бедная мама с утра до ночи работает, не зная отдыха. Я помогаю ей, как могу. Мама в Доме пионеров аккомпанирует и в детском доме ведет кружок музыки.

Опишу одно обстоятельство из прошлого года. Я учился в 9-м классе. Однажды на перемене ко мне подходит юноша из 8 "Б" класса и говорит, передавая записку, что какие-то девочки в меня влюблены. Я не придал этому значения, но записку взял и прочитал. Жалко, что я ее не сохранил, но там было написано приблизительно так: "Алеша, одна девочка из 9 "Б" хочет с тобой дружить. Ответ положи в 9 "Б" класс в такой-то ряд, на такую-то парту". Я ответил, что не могу дать ответ, не зная даже имени девочки. Мне написали: "Галя Петровская". Я ответил, что ее не знаю и дружить так сразу не могу.

И вот прошел год с лишним. Расскажу о сегодняшнем дне. День как день. Единственно, что было ново, это то, что я узнал из разговора с Тамарой Алешиной и Надей Оськиной. Это было на уроке литературы. Мы сидели втроем на первой парте в ряду у окна. У нас шла оживленная беседа. Мы даже не замечали Зинаиду Сергеевну, которая вела урок. В разговоре затрагивали и Маргушина, и Юханова, и Кочкер.

Вдруг Надя выпалила в одно мгновение неожиданно для всех нас и для себя: "А ты знаешь, Алеш, ведь ты Тамарке очень-очень нравился". Я так ужасно поначалу растерялся: "Как так?.. Я – Тамарке?.. Не может быть... А впрочем, кто его знает", – бормотал я, потихоньку приходя в себя, – "Так то было, а не есть". И опять у нас потекла беседа, опять шутки и смех. Прозвенел звонок, и мы пошли домой. А я все думаю, чем бы я мог понравиться Тамаре? Может быть, это произошло все оттого, что я Тамаре доверял больше всех из класса? Она знала все мои тайны. Правда, эти отношения я не назвал бы дружбой.

Вечером читал "Как закалялась сталь". Выпиливал, выжигал, помыл посуду, убрался в комнате. В половине десятого пришел Валера Руденко. У нас, конечно, завязался длинный и веселый разговор. Так прошел мой учебный день. Спокойной ночи.

Меня все в школе, да и потом в армии звали Алешей, хотя и знали мое настоящее имя. Рубеном меня стали звать только в институте, когда мне было уже 26 лет.

29 мая 1958 г.
Скоро сочинение на аттестат зрелости. Интересно, какая будет тема и напишу ли я сочинение? Наверное, в связи с близостью экзаменов я временно перестану вести записи.

1 июня 1958 г.
Сочинение написал на 3. Мама едет в Румынию на 2–3 года, это уже точно. Я невообразимо рад за нее, хотя мне будет скучно без нее. Я просто не знаю таких слов, чтоб описать мое состояние: я готов прыгать до потолка и горько-горько плакать. Сейчас целыми днями учу алгебру.

16 июня 1958 г.
Сдал алгебру на 4 – очень обидно и несправедливо, геометрию – на 5, физику – на 5, химию – на 5. Мама едет в Румынию в начале июля. Как скоро расставание. На сердце у меня грустно-грустно. Слезы иной раз подступают к глазам, когда подумаешь обо всем...

26 июня 1958 г.
Сегодня, вернее, вчера, был выпускной вечер. На вечере мне не понравилось. Все напились. На ребят, да и на некоторых девчат было противно смотреть. Вечер превратился в какое-то пастбище баранов, одним из которых был я. Нет, я не был выпивши или тем более пьян. На вечере я играл на рояле, но в зале я был один. Правда, на сцене за занавеской я уложил спать одного "больного", другого "больного" уложил у себя дома. Да, на вечере мне досталось: за всеми убирай, ухаживай (я имею в виду только парней).
Прощайте, мечты и грезы, прощай, институт – теперь мне надо устраиваться в обязательном порядке на работу, так как мама уезжает в Румынию числа десятого. Мама поставила условие, что до ее отъезда я должен быть устроен на работу и, по ее мнению, поступать в институт лучше через год – два с рабочим стажем. Просто на работу на 2 месяца никто меня не брал. "Пусть поступает, а если не поступит, тогда и возьмем", – говорили в отделе кадров.
Хочу написать, как я сдал экзамены:

 

Сочинение Физика Алгебра Химия Геометрия История Английский

3 5 4 5 5 5 4

Сочинение и английский – это понятно, но почему по алгебре 4 – несправедливо, наверное, поторопился. Я всегда решал первым и достаточно уверенно.

27 июня 1958 г.
Шатаюсь без дела, даже странно и непривычно после такого напряжения во время экзаменов. Интересно, мне выдали аттестат с тройкой по истории – безобразие. Я пошел к директору и добился, чтоб мне выдали новый аттестат. Изредка сяду за книгу, но не читается.
Наташка, как мне повезло, когда я узнал у мамы твой телефон. Где ты сейчас, ведь я не звонил тебе с зимы, а как мне хотелось бы тебя видеть или хотя бы услышать по телефону. Ведь ты мой друг, правда, телефонный. Мы разговаривали с тобой по телефону два года, так ни разу и не встретившись.
А история нашей дружбы такова. Мы познакомились в пионерском лагере на Азовском море. Мама на лето устраивалась кружководом в пионерские лагеря, а это был прекрасный лагерь для детей сотрудников КГБ. У мамы была хорошая репутация, и ее пригласили кружководом и разрешили взять меня. Так я два года отдыхал на море. Там же я научился столярному делу и там же я впервые водил "Победу".
С Наташей мы не дружили, но часто общались и неплохо относились друг к другу. Но дома, уже в Москве, этого общения как-то стало не хватать.
Помню, как звонил Наташе первый раз: заикался, просто черт знает как. Не мог выговорить даже до свидания по-человечески, а потом мы разговаривали и 2 часа, и казалось даже мало. Я выбирал телефонную будку в безлюдном переулке и звонил. Наши разговоры длились часами.
Мысли путаются, ясности никакой, пойду спать.

В то время в телефон бросаешь монету (15 копеек) – и разговаривай, сколько хочешь, пока не станут стучаться другие жаждущие поговорить.

Позже, когда я поступил в военное училище и когда его оканчивал, я предлагал руку и сердце Наташке. Но она сказала, что у офицеров другая жизнь, а она из Москвы никуда не поедет. Когда я комиссовался и вернулся в Москву, Наташка мне предложила жениться, но я был непреклонен: "А вдруг мне надо будет уехать из Москвы?!"

29 июня 1958 г.
Послезавтра мне уже на работу, а с выпускного вечера прошло-то всего два дня. Звучит как-то странно: "Мне на работу". А "Мне в детсад" и то лучше звучит. Правда, начать бы свой жизненный путь сначала, с детского сада, а? Работать я буду токарем в мастерских при ВНИИАФТОГЕНе.

Я токарь

Я – рабочий человек. Начался мой трудовой стаж. Хорошо, что я вел дневник, хоть и не систематически, но он поможет передать мое состояние. Итак, дневник.

1 июля 1958 г.
Пять дней назад был выпускной вечер, а сегодня мой первый рабочий день. Ходил по цеху, приглядывался к станкам и людям. Люди не станки, они более приветливые. На работе, как и всегда, наверное, это бывает, в мою сторону начались реплики, ожидая ответа. Но я молчал.
10 июля 1958 г.
Сегодня в 21:00 провожал маму в Румынию. Проводы были поспешные, суетливые. Такая суета, наверное, всем знакома: сборы, счет и пересчет, волнение и переживание, торопливость и быстрота действий, чаще всего ненужных. Отъезжала мама с Киевского вокзала. Мы с ней приехали за 15–20 минут. Сели в купе, где было ее место, и стали разговаривать. Нас, провожающих, было двое: я и еще одна девушка из маминого кружка рукоделия. Мама с волнением посмотрела на свои часы – да, уже пора идти, так как осталось меньше полминуты. Только мы подошли к двери, чтобы сойти на платформу, как поезд тронулся. Все пассажиры, которые были на платформе, ринулись в вагон, и я, на ходу расцеловав маму, с трудом протискиваясь сквозь встречный поток пассажиров, соскочил на платформу. Рядом со мной стояла та девушка. Поезд шел все быстрее и быстрее. Я подождал, пока он не скрылся, и пошел к выходу. Наверное, я прощался не только с мамой, но и с детством.
Все!
Приехал к тете Юле – я теперь буду жить у них, так как мама решила, что меня нельзя оставлять в родной комнате. Слезы на глазах – пойду спать, ведь я теперь человек рабочий.

11 июля 1958 г..
Живу у родных на Большой Серпуховской. Они сами очень хорошо живут, и думаю, что и мне будет житься у них тоже хорошо.

Тетя Юля – Юлия Анатольевна Колесникова

Надо сказать, что т. Юля была самодостаточной – устроенный быт, успешная карьера, отличный муж. Муж т. Юли, Землянушнов Александр (дядя Саша), работал главным инженером на московском шинном заводе. Сама т. Юля была архитектором и проектировала станции московского метро. Многие могли бы позавидовать такой карьере. Сейчас при наличии Интернета можно набрать в поиске "архитекторы московского метро Колесникова Ю. А." и будут перечислены станции метро "Авиамоторная", "Алексеевская", "Рижская", "Калужская", "Речной вокзал" и другие. Самодостаточность – это, видимо, взгляд извне, а как ощущала себя сама т. Юля, известно только ей.

У т. Юли и д. Саши был сын Юра, года на два младше меня. Вот к ним моя мама и определила меня жить.

Раньше они жили на Новой Басманной улице, возле станции метро "Красные Ворота", в маленькой комнатушке. Когда мне было лет 8, я, на удивление всем, самостоятельно добрался с Таганки до Новой Басманной в гости к брату. Когда мы с ним по-детски бесились, я увидел лежащие на полке две бумажки по 100 рублей. У меня не было склонности к чужим вещам, но тут от соблазна я не удержался и прикарманил их. Я знал, что поступаю плохо. Я знал, что краду. Добравшись до дома, я первым делом побежал в Детский мир на Таганке. Подбегаю к кассе и прошу выбить чек на заводную игрушку с несколькими автомобилями стоимостью 25 рублей. Кассирша спросила, откуда у меня такие большие деньги, и, оставив деньги у себя, чек не пробила.

В этот же день или на следующий приехали т. Юля и д. Саша и мой позор был раскрыт. Тетя Юля была очень возбуждена, а дядя Саша был сдержан и говорил что-то вроде как сами виноваты, что соблазнили... Конечно, меня отутюжили ремнем по полной программе, но это было по делу.

Признаюсь, в жизни у меня был еще один позорный случай. Это было в последний мой день пребывания в армии в Раздольном. Меня провожали офицеры и устроили грандиозную пьянку. Гуляли мы всю ночь. На следующий день я обнаруживаю у себя красивую зажигалку, которой хвастался накануне один из офицеров. Как это случилось, не помню, может, она и случайно оказалась у меня, но не хватило духа ее вернуть – вот где позорище, с которым до сих пор не могу смириться.

Покаялся, теперь о тетушке. Дядя Саша, как я говорил, работал главным инженером на шинном заводе. И вот завод решил построить 7-этажный дом для своих сотрудников на Б. Серпуховской. Можно только предположить, сколько энергии было затрачено на проектирование дома таким образом, чтобы часть чердачного помещения превратить в 8-й этаж и чтобы окна этого помещения не были видны с улицы. Таким образом в доме появлялась дополнительная незапланированная площадь для моих родных. Это удалось сделать – недаром они архитекторы. Была увеличена ширина карниза под окнами новой огромной квартиры. Ширина этого карниза была около одного метра, если не больше. С крыши дома можно было легко спрыгнуть на этот карниз и беспрепятственно войти в квартиру. Именно это и беспокоило т. Юлю, когда они попросили у нас на время собаку.

На работе все в порядке

12 июля 1958 г..
На работе все в порядке. Мне кажется, что меня на работе любят и уважают. Может быть, я и ошибаюсь. Рабочее время прошло, как и всегда, хорошо. Скоро получка. После работы долго гулял по Таганке в надежде встретить хоть одно знакомое лицо, но, увы, представление не состоялось. Сейчас понемногу занимаюсь: готовлюсь в МВТУ им. Баумана. Уже поздно, до завтра.

14 июля 1958 г.
Дни проходят так же, как вчера и позавчера. Скука невозможная. А кто обычно скучает? Скучает тот, кто не знает, куда приложить руки. Так, наверное, и у меня. Спокойной ночи.

30 июля 1958 г..
Я не писал, так как был в больнице по особо важным делам, которые чуть было не были проиграны (спасибо столетнику и его хозяйке).

На работе я по неосторожности проткнул шабером ладонь. Шабер – это трехгранный напильник, наконечник которого очень остро заточен, чтобы можно было снимать заусенцы на металлических деталях. Работал я в военной гимнастерке, за что рабочие меня прозвали "Война", но потом поменяли кличку на "Гаврош". Так вот, этот самый шабер торчал острием вверх из нагрудного кармана моей гимнастерки. Я работал на станке и взялся за деталь. Она была настолько горячей, что я взмахнул рукой и прямо насадил свою кисть на шабер.

Через два дня выхожу на работу. Сегодня я отдыхаю. Да, двадцать второго я получил посылку от мамы, где было и письмо. Двадцать восьмого я получил письмо по почте, которое тоже хранится у меня.

31 июля 1958 г.
Утром я встал, покушал и хотел было идти на работу, как входит мой брат. "Генка!" – закричал я от радости. Я впервые был огорчен, что я рабочий человек. Приехал очень близкий человек и будет ходить по городу без меня. С работы я, разумеется, пришел пораньше и мы с братом стали вспоминать, как говорится в таких случаях, былые времена. Заводили магнитофон, смотрели телевизор, а затем, усталые, стали укладываться. Перед сном я сел за дневник – родные уже к этому привыкли.

1 августа 1958 г.
На работе все хорошо. Пришел с работы. Сходили с братом в кинотеатр "Таганский", где смотрели "Шофер поневоле". От фильма мы ждали лучшего.

18 августа 1958 г.- письмо маме.
...
Я уже проработал 1,5 месяца и не получил ни одного замечания. Работал на разбитом станке, который с каждым днем становился всё лучше и лучше: я подвинчивал и регулировал каждый винтик, ставил недостающие, смазывал. Работается хорошо.
...
Посылку тебе послали. Мама, напиши, что тебе хочется получить из Москвы. Целую.

1 октября 1958 г. (среда)
Да, давно моя рука не касалась этой тетради. Сейчас 23:00. Весь день провел на работе. Везде я чувствую холод и мне негде приложить свои руки. Везде холод – я хочу этим сказать о прошедших днях, а также и об отношении ко мне тетки. Живя у т. Юли, я соскучился по всему – по старой квартире, по родной Таганке, по ворчливым соседям и по нежному коту Ваське. А уж если я говорю, что соскучился по кошке, то просто нет слов, как я соскучился по маме.
Мама, как ты себя чувствуешь и как твой хор? Скучаешь ли ты или увлечена новой работой и новой обстановкой. Пишет ли тебе отец, а если пишет, то что?
Сегодня я встал рано, умылся, поел и поехал на Таганку. Ехал в метро в надежде хоть одним глазком увидеть Галю, но, как видно, это всегда и бывает, все надежды рухнули. Приехал, часы показывали 8:05, ну я решил сходить в свой родной двор и побыть возле школы, в которой выдали мне аттестат. Начали собираться ученики. И, как всегда, первыми приходят ученики младших классов. Чем это объяснить? Идут на работу и учителя, а вот и директор, Прасковья Матвеевна Попова – очень милая женщина. Она охотно подошла ко мне и поговорила о моей жизни. Приглашала меня на школьные вечера и взяла с меня слово, что я не пропущу, по возможности, ни одного вечера.
Пока поговорили, прошло время, и на часах стрелка показывала 8:20 – мне пора. Надо идти на работу, но как? Есть три пути. Первый путь, наиболее короткий, – через забор; второй – через Малую Коммунистическую, а третий – через Таганку. Конечно, я выбрал последний и не ошибся. Я действительно увидел ее – Галю. Она же, увидев меня, улыбнулась. О, если бы видеть каждый день ее улыбку, и именно такую. Я не знаю причину ее улыбки. Весь день в голове стоял вопрос: "Почему она улыбнулась? Почему?" Этот вопрос меня просто измучил. Может, я смешон перед ней, и она это видит, а я – нет? А может, она была просто рада, что видела меня – "парня, который лучше девчонки". Да, она не первая мне это говорит. Одна девушка из 10 "В" класса моего выпуска, Вера Кестнер, сказала мне однажды, когда мы выходили из кинотеатра: "Если бы ты был девчонкой, как бы я тебя любила!" А я ей ответил: "Ну, если бы я был девчонкой, ты мне этого, вероятно, не сказала бы, а?" Митина Алла и Алешина Тамара говорили, что у меня чистая душа. Кто знает?! Ведь перед девушкой любой парень хочет быть чем-то из крайностей: или слишком хорошим, или слишком плохим. По правде говоря, рассказывая о себе, я не преувеличиваю и не преуменьшаю.
Итак, я на работе, и в глазах у меня ее счастливое лицо и простая, такая добрая улыбка. Работал с воодушевлением и заработал 42 руб. Так бы каждый день. Ушел с работы в 23:30. На пути встретил своих одноклассников, молодоженов Зюнева с Наташей Богдановой. Вот пара. Действительно можно позавидовать простоте их отношений и манер. Движения их не сковывает страх или робость. Они нашли счастье. Мы стояли и смеялись. И вдруг стало тихо. Они в один голос сказали:
– А ты похудел.
– Я знаю, – ответил наспех я.
– Наверно, сильно устаешь?
– Да...
– А, ну иди спать. До свидания, – сказали они участливо, и как-то заботливо меня поглаживая.
– Счастливо!
Я пошел, напевая песенку "Как много девушек хороших". Пришел домой, покушал, помылся и сейчас сижу с завязанной головой и пишу дневник. Пора спать – время уже за 12, и все в доме спят, а завтра рано вставать. Завтра надо обязательно написать письмо маме – она, наверное, очень скучает...

2 октября 1958 г.
Сегодня первый раз за три месяца сделал зарядку и весь день чувствую себя лучше. Правда, к вечеру заболели голова, спина и ноги. Нет, все-таки по две смены в день очень трудно работать, утомительно. Сегодня пришли к нам на работу ученики из школы. Очевидно, девятиклассники, совсем ребята. Правда, и я еще ребенок, так как реву почти каждый день и пишу маме до семи писем в день, но взгляды на жизнь совсем другие. Правда, они всегда были гуманны.
После работы занимался английским языком и играл на рояле. Последние 3–4 месяца я ловлю себя на том, что постоянно думаю о Гале, а о маме – каждую секунду.
Чуть не забыл. Я встретил Аллу Митину. Она сейчас учится на курсах английского языка. Она, улыбаясь, протянула мне свой дневник: "Хочешь прочитать, как я по тебе с ума сходила?" Я взял дневник и на следующий день, сегодня, я его ей отдал: "Алла, ты знаешь, я к тебе особых чувств не испытываю. Поэтому давай останемся друзьями". Итак, уже третья девушка получила отказ, но первая в такой форме.

3 октября 1958 г.
Еду на работу на метро. Поднимаюсь в Таганке на маленьком эскалаторе и у меня мелькнула мысль: "А ведь Галя сейчас едет в школу. Не стоит ли она сзади". И я обернулся. Прямо как в сказке: действительно, внизу на ступеньке эскалатора стоит Галя. Она стояла и поправляла непослушный свой белый шарфик. Между нами было ступенек двадцать – и никого больше.

15 декабря 1958 г. (понедельник)
Вчера был на катке. До чего же хорошо и весело провел время. А после катка такое впечатление, что именно так все и должно быть. На катке катался с Галкой и никого абсолютно не стеснялся. Мало того, до троллейбусной остановки я проводил ее подругу. Что, смешно? На меня не похоже? Ничего, мы растем и стеснение сходит.

1959 17 февраля- письмо маме.
Здравствуй, дорогая мамочка!!!
... Удивительная история, мама. В субботу я пришел с работы в 22 часа и сел "обедать". Меня поразила перемена обращения и поведения по отношению ко мне т. Юли, а особенно бабушки (Марии Антоновны). Они мне предлагали есть и то, и другое, пить чай или молоко, в общем, лебезили до тех пор, пока я не высказал от удивления свой вопрос; "Да Вы что ...?".

На следующий день я узнал совершенно случайно о твоем письме, в котором ты, мама, пишешь о кофтах (мама в знак благодарности купила и посылала кофты). Я сразу понял причину перемены. Разве жизнь человека заключается только в кофточках?! Конечно, нет! Но в жизни очень часто встречаешься с этим. Мама, так как мне осталось жить у них 3 месяца и несколько дней, я хочу написать тебе правду.

Встаю я рано утром, выпью чаю, больше я утром и не ем, а то и совсем ничего не поешь, и бегу в школу, где занимаюсь на правах ученика 10-го класса. После занятий я иду в столовую напротив книжного магазина. Пообедаю, прогуляюсь и иду на работу к 4 часам. Прихожу на Серпуховку с работы около часа ночи, выпью чаю и ложусь спать. Так проходит мой трудовой день.

Мама, когда в семье 4 человека, то пятый, вернее его содержание, не так уж заметно.
Завтраки на работу я себе покупаю, так как работаю сейчас все время в вечер. Я бы подумал лучше о других, чем об этой "бедной" семейки, приютившей бедного "прожору". Ты меня поняла, мама? Ведь я у них почти не живу. Никаких им подарков не надо.

...
Крепко-крепко целую.

1959 27 февраля - 100 дней до приезда мамы.
Сел кушать. Т. Юля два дня проработала и опять слегла.
– Да, – говорит Мария Антоновна (ее мама), – Юля совсем плоха.
– От мамы ничего не было? – спросил я.
– Нет, – последовал ответ.
– Вот уже полтора ... – я хотел сказать, как долго нет писем от мамы.
– Нет, меньше. Вот Юле приснился сон: "Неужели я не проживу сто один день??" – спрашивает она себя во сне, а наутро приходит от Лиды (моей мамы) письмо с известием, что до приезда осталось 100 дней.
– Ну и что это может означать? – спросил я.
– Ну что! – и она повторила еще раз сон т. Юли. Явно давая понять всем своим рассказом, что все беды у них от меня, в том числе и болезнь тетушки. Ведь не зря же у нее желание прожить хоть на один день больше, чем мне осталось у них жить. Бедняги...
– Что ж, понятно. Выходит дело, мне отсюда сматываться надо.
– Что ты сказал?
– Я так, про себя.
– Почему сматываться? Ты что, нашел место?
Нельзя сказать, что моя жизнь у тетушки была сносной или терпимой. Судите сами. Мне не хотелось идти к ним домой. И когда я возвращался после 22:00, мне дверь просто не открывали. Я, чтоб как-то провести ночь, собирал с этажей придверные половики, стелил их около двери, чтоб было помягче, и укладывался спать. Спал я у них же под дверью, потому что это был самый верхний этаж, и других квартир там не было. Заснуть сразу не удавалось: обида, унижение, грязь, шум от работы лифта, но усталость брала свое, и я засыпал. Но я просыпался каждый раз, как только включался лифт, и утром с первыми пассажирами лифта, не заходя к тетке, я выходил на улицу и потихонечку двигался к работе. В конце концов я стал работать в две смены, а это 16 часов! Ночевать оставался прямо на работе – устраивался на раздевальных шкафах. Вот и дали мне на работе прозвище "Гаврош", которое закрепилось за мной окончательно.

Конец записей дневника

1959 5 мая- письмо маме.
Здравствуй, дорогая мамочка!!!
...
Сегодня уже 5 число. Еще 17 дней, мама, я просто не дождусь. ...
Вчера и позавчера звонил отцу. Я предупредил, что ты приедешь 23 мая, и мы договорились, что я скажу ему часы твоего приезда, и мы встретим тебя вдвоем, а о родных я и думать не хочу. (Маму я встречал без отца)

Недавно я пошел узнать по телефону время. Смотрю, а бабушка, как крот, все карманы мои облазила у меня. Заметила меня и полезла в карманы «своих», ну а я сделал вид, что ничего не видел. Но, правда, надо признаться, с каждым днем атмосфера дома все теплей и благоприятней.

...
Крепко-крепко целую.

Работать во вторую смену, это условно, потому что никакой второй смены не было, и я работал в мастерской один. Все станки были в моем распоряжении, и я, пользуясь случаем, их осваивал, выполняя конкретные заказы. Мне нравилось работать одному, я не скучал. Я одновременно работал на нескольких станках: фрезеровал на автомате, шлифовал на автомате, а сам за токарным станком...

В одну из ночных смен, когда я уже решил отдохнуть и стал выключать станки, произошел несчастный случай. Выключив шлифовальный станок, я стал протирать его станину ветошью. Шлифовальный камень у станка диаметром около 25 см вращался по инерции очень быстро и "засосал" мою ветошь вместе с моей рукой. Расстояние камня от станины было около 8–9 мм. Именно такой толщины и остался у меня сустав указательного пальца на правой руке. Произошло это мгновенно, без боли. Увидев свой сточеный сустав, я испугался. Испугался потерять палец совсем, испугался реакции работяг на непутевого и, конечно, никому ничего не рассказал.

Зажил палец достаточно быстро, за неделю-две, а вот сгибаться не хотел. Чтобы его разработать, я стал садиться за пианино и понемногу играть. Со временем это помогло.

Маме нельзя было отправлять посылки через почту, а только с оказией. Мне хотелось ко дню рождения мамы, к 1 мая, что-то отправить. Поскольку возможность отправки посылки предсказать было трудно, я все купил заранее и ждал случая. Шикарный набор шоколадных конфет – самый шикарный, какой я только видел, перевязанный красной шелковой лентой с бантом лежал на пианино у т. Юли и тоже ждал своего часа.

Прошла, наверное, неделя, как набор лежал на пианино. И вот однажды, придя с работы достаточно рано, я увидел, что повязка на коробке как-то не так уложена. А взгляд на этот счет у меня был очень острый – спасибо отцу: я должен был в его шкафу оставлять вещи в точно таком же порядке, как они лежали.

Я сдвигаю ленту и открываю коробку...
– Угощайся, не стесняйся, – подбежала ко мне т. Юля, как никогда любезная. Как у нее только совести хватило! В наборе был съеден целый сектор конфет.
– Да нет, спасибо! Мне что-то не хочется, – с раздражением сказал я.
– Да мы маме еще купим, – спохватилась тетушка, оценивая ситуацию.

Конечно, ничего они и не думали покупать.

А ведь мама им платила за мое проживание и каждый раз с оказией присылала из Румынии всякие кофточки и прочее. Когда мама приехала в отпуск из Румынии и привезла с собой много чего, она пригласила т. Юлю и ее маму на Таганку и предложила выбрать, в знак благодарности, один из привезенных ею ковров. Я выскочил из комнаты на улицу, чтобы не выплеснуть на них всю свою ненависть. Они выбирали и выбрали, конечно, самый большой. Когда они вдвоем тащили ковер мимо меня, глядя в мою сторону, то ли прошипели, то ли прошептали: "Ты на нас не сердись, нам так неловко..."