Детство

Начало

Как бы я написал свою историю? Да вот она, читайте!

Говорят, что я родился 13 сентября 1941 года в городе оружейников Туле, да и в документах так написано. Я, к сожалению, этого не помню, но, видимо, так оно и есть. Уже почти три месяца шла война, и можно только представить, что выпало на долю моей мамы. А в конце октября под Тулой шли самые ожесточенные и решающие для города бои. Моя бабушка была парализована, и когда началась эвакуация, все мои родные остались в городе.

Начались бомбежки города. Во время бомбежек мама забирала меня и бежала в бомбоубежище. Бабушка оставалась дома.

Однажды объявление о воздушной тревоге было особенным и нервным, как будто прозевали приближение вражеских самолетов. Мама схватила меня, не успев как следует завернуть, и помчалась в бомбоубежище. Бомбежка уже началась, и когда оставалось несколько метров до дубовой двери бомбоубежища, мама увидела, как эту дверь расщепило взрывной волной пополам на высоте около 1 метра от земли. Спасли нас секунды или даже доли секунды от беды. Правда, мама говорит, что я все равно остался бы жив, так как я был у нее на руках. Но кто знает, ведь проверять что-то не хочется.

Сначала мы еще жили на Колхозной улице, на втором этаже. Потом все переехали с Колхозной улицы на улицу Ленина, к тете Ане, родной сестре бабушки, на первый этаж. Считали, что безопаснее, да и всем вместе легче переносить тяготы. В небольшом помещении иногда было до 18 человек – вместе с ранеными бойцами и ополченцами, за которыми ухаживали моя мама, ее сестра т. Надя и их родные.

Деда я видел только на фотографии. Бабушка к тому времени уже прогнала его, поскольку после настигнувшей бабушку болезни дед запил. Сильно запил. Не хочется говорить, что дед стал алкоголиком, но по жизни так оно и было. У мамы была двоюродная сестра – тетя Надя, у которой было три сына – мои троюродные братья: Саша (Шурик), Генка и Славик. Шурик для меня был очень старый – он старше меня лет на 12, а Генка – всего на два годика, почти мой ровесник, ну а Славик младше меня на 3–4 года. Так что Генка и Славик были мне очень близки. Да и между собой они были ближе, чем с Шуриком. Все они коренные туляки и всю жизнь прожили в Туле.

Мы с мамой в феврале 1942 года, в самый разгар войны, переехали в Москву. Мне еще не было и шести месяцев. Сначала мы приехали к тете Сусанне, родной сестре отца, потом ютились то на служебных площадях, то у родственников, то просто у добрых людей – на Ульяновской улице. Только в 1945 году маме дали комнату в общежитии для учителей на Таганке, где и прошло все мое детство. Это была моя настоящая родина и в сердце, и в памяти.

– Кто там? – спрашивали меня, когда я стучался в дверь. – Ми, – отвечал я не оформившимся еще голоском. – Кто "ми"? – Армяни…и, – делая ударение на последнем слоге, протяжно отвечал я. – Сколько вас? – Раз.

Так со мной забавлялись на радость армянскому деду. Мне было около 3 лет.

Теперь настала очередь рассказать о деде – Николае Артемовиче Лачинове. Его я помню очень смутно, помню большую комнату, где по центру стоял стол, а вокруг все было чем-то заставлено. Может, и комната была большая потому, что я был маленький. К сожалению, дед ушел из жизни раньше, чем закрепился в моей памяти. Рассказывали, что он был физически очень сильным человеком и хорошим семьянином.

 

Некоторые записи мамы

3 года 8 месяцев. Объяснял, что ехал в кабине газогенераторной машины:
"Длачек, не понимаешь ничего. Я в пекалке ехал, на горячей масине".
Перевод: "Дурачок, не понимаешь ничего. Я в кабине ехал, на газогенераторной машине".

3 года 11 месяцев. Первый раз увидел козу:
"Смотри, собачка, а у собачки на голове рогатка".

27.10.1945 г., в парикмахерской:
"Заглянул в зекало, а мне маленький пчелучку сделали".

1946 г. Улица от Таганки до Курского вокзала:
"Почему эта дорога согнутая?"

"Земляной шар" – Земной шар.

"Чиники" – люди, которые чинят.

"Отчепенись" – отцепись, отстань.

"Мама, я хочу видеть во сню" – видеть сон.

Поет хор мальчиков по радио: "Мам, правда, по голосу видно, что не драчуны?".